Миру казалось, что такого осознания ей нужна пауза, а то и перемотка в далекое прошлое. Ей нужно было заново посмотреть на свою жизнь, дойти до того перекрестка, на котором они сейчас стояли и наконец-то решить, в какую-то сторону сделать шаг.
Туда, где он ждет. Ждет, чтобы подать руку, а потом уж позволить выбирать общее направление, если ей будет нужно иметь такую возможность.
Или туда, где всегда можно будет жить прошлым, лелеять память, упиваться тоской и светлой грустью.
Ее нужно было вернуть домой, в Баку. Дома и решения принимаются легче, и души лечатся, исцеляются, там можно выплакать все слезы, которые еще остались. Там можно вновь пережить историю Амины и Ильи Краевских, чтобы наконец-то понять, имеет ли право Дамир на свою историю с ней?
– Ты меня выгоняешь? – Амина пока так и не взяла билет в руки. Только вскинула на мужчину взгляд. Еще не понимает. Совсем. Даже, кажется, обидеться хочет.
– Я даю тебе временную передышку, Амина. У тебя есть два месяца на размышления о первом моем предложении. Если, конечно, ты не хочешь дать ответ сразу, – Мир хмыкнул, Амина же сглотнула.
Нет. Давать ответ сейчас она не хотела. Сказать «да» не смогла бы, а отказывать… Страшно было даже предположить, как больно она сделает мужчине, стоявшему напротив. Мужчине дорогому. Мужчине любимому, но… Но просто в ней еще не так много уверенности, чтобы позволить себе ответить утвердительно.
– А как же Баттерфляй?
– Я буду очень стараться, моя радость, – Мир улыбнулся. Представил почему-то, как будет строить бабочек, которым нужно репетировать, выступать, не лениться. Как кормить их будет – долмой… Придется, похоже, сложно. Но надо.
– А как же… А если я не хочу? – Амина насупила брови. До сих пор искала лазейку для ссоры, обиды и для того, чтобы пойти на попятные. Оно и ясно – давно привыкла к тому, что никто не имеет права принимать решения за нее. А тут нашелся штрих, решивший качнуть свои правила.
– В Баку не хочешь?
– Да, – и даже повелась на его провокацию.
– То есть, замуж сразу пойдешь? – и снова испугалась.
– Нет…
– Тогда Баку…
Мир тряхнул билетом, предлагая его взять.
Со стороны, наверное, казалось, что все это дается ему легко, что это для него развлечение, а на самом деле сердце рвалось. Ведь до последнего верил, что она согласится замуж выйти. Согласится сразу. Что в любви признается верил. Что заживут…
Но нет.
– Баку, – Амина взяла из рук Мира протянутый билет, прижала к груди, посмотрела на мужчину прямо, решительно, искренне… Подошла в два шага вплотную. Лбом ко лбу прижалась, в самые губы заговорила. – Спасибо тебе, Мирка, за все. И за это тоже спасибо. Я не знаю, за что мне так повезло в жизни, за что ты встретился на моем пути. Но это безумная удача для меня, – замолчала на секунду, чтобы поцеловать. – И я тебя… И ты… И я… И ты мне дорог. Очень.
– Только ты не путай, Амине-ханым, мы сейчас не прощаемся с тобой. Так что рано благодарить-то за все. Я отпускаю тебя на «подумать», а не на «сбежать». Ясно?
– Ясно, – Амина улыбнулась, вновь касаясь его губ. – Но все равно спасибо.
– И тебе, – а потом Мир все же не выдержал, прижал ее к себе так, как хотел – до такой степени обняв, что даже дышать, наверное, было сложно, в волосы ее зарылся, вдыхая и вдыхая… А ведь отпустить придется… И вполне возможно, что вообще отпустить… Как?! – Я очень завидую твоему Илье, Амина… Очень, – пожалуй, не стоило бы ей о таком говорить. Пожалуй, никому не стоило бы, но сдержаться Мир не мог. – Мне до одури хотелось бы, чтобы ты когда-то… хоть чуть-чуть… хоть немного…. но и меня полюбила… Вот так.
А потом он резко оторвался, развернулся, ушел. Забрав с собой дар речи Амины. Просто потому, что только сейчас она наконец-то поняла, насколько больно делала одному – живому – человеку, своей любовью к памяти другого…
Глава 23
«Милая моя Амина. Любимая моя ханым. Прости за это письмо. Но я думаю, что так будет правильно.
Пожалуй, я не первый человек, пишущий подобные послания. По-правде, есть в этом что-то пошлое. И написать его очень сложно. Поэтому ты читаешь далеко не первый вариант. Но ты просто знай, родная, что я очень старался.
Хотя чтобы сказать, что я тебя люблю – стараться не нужно. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю…
Ты сейчас ко мне придешь, и я скажу это тебе вживую. И поцелую – в самые сладкие, самые мягкие, самые лучшие в мире губы. А потом в лоб – на котором не место морщинкам. А ты в последнее время такая серьезная, моя Амина, что вечно хмуришься. Я каждую из этих морщинок поцелую. И пальчик каждый. И ладошку. Но речь ведь тут должна быть не об этом, поэтому прости… Отвлекся – на тебя)
Я знаю, что у тебя еще нет жизненного плана. Хотя это не твоя вина. В нашей семье ответственным за этот самый план должен быть я. Прости, кажется, мне вряд ли удастся реализовать эту свою функцию. Но я попытаюсь компенсировать. Попытаюсь, как могу. И очень надеюсь, что моя попытка выйдет удачной. Мои пометки тебе пригодятся.
Танцуй, Амина. Танцуй так, как никто больше не умеет и не научится никогда. Так, как ты делала всегда. Меня свели с ума твои танцы. Твой огромный талант. Пожалуйся, не отрекайся от него. Танцуй, что есть мочи.
Люби, Амина. Люби мир так сильно, как любила меня. Помни, я во всем. Я в тебе, в родителях, в городе, в солнце и небе, в воздухе. Со смертью меня не становится меньше, наоборот, я обретаю возможность быть с тобой постоянно. Касаться тебя с дуновением ветра и целовать твои волосы, скользя по ним солнечным лучиком. Хотя бы ради этого, Амина, не закрывая свое сердце на замок. Поверь мне, когда-то будет очень важно, чтобы оно – твое жаркое сердечко, было готово. К новой встрече, к новым чувствам, к новой жизни. Я очень хочу, чтобы именно так и случилось, когда придет время…
Живи, Амина. Живи долго, счастливо, с памятью обо мне, но не одной лишь памятью. Прости меня за то, что ухожу так рано. Прости меня и нашу судьбу. Но умоляю, не мсти ей, отрекаясь от полной, счастливой жизни, которая тебя ждет. А она будет непременно такой, моя радость. В этом я даже не сомневаюсь.
Я люблю тебя, Амина. И это, пожалуй, все…
Твой Илья»
***
Прошло чуть меньше двух месяцев.
Амина медленно шла по Бакинской набережной. Отчасти потому, что хотелось прогуляться, подумать, насладиться спокойным течением жизни вокруг, отчасти потому, что после тренировки гудели ноги, и нестись галопом было проблематично.
Погода радовала. Чем-то напоминала привычное киевское лето – когда на градуснике двадцать с небольшим, а над головой ласковое солнце. Только представить себя в Киеве практически невозможно – тут-то все другое. Другой воздух – пахнет нефтью, пятна которой плывут по морской Каспийской глади. Другие люди – которые гуляют по этой самой набережной и днем, и ночью, абсолютно не боясь, которые смотрят иначе, более открыто что ли. Язык другой. Другие деревья. И даже земля. Земля другая.
